Фехтмейстер - Страница 97

Он повернул голову к Орлову:

— Неправильно это. Не по-божески. Да и не по-человечески. Ведь, казалось бы, сколько добра и государыня, и я Григорию сделали — ни в чем он отказа не имел. А вот, поди ж ты! Однако никому в Росси не позволено выше царской четы возноситься. И уж коли мы всей жизнью своей зовем к смирению и умеренности, то грех терпеть от подданных такое злонравие!

— Так что же вам мешает, государь? Мало ли ныне солдат и офицеров — доблестных воинов земли русской, нуждается в помощи столь известного целителя? На любом фронте, в любом госпитале ему цены не будет.

— Оно, конечно, так, — вздохнул император. — А как же Алексей? Никто, кроме Распутина, его кровотечение унять не умеет. Да и государыня… Ее к Распутину прямо как приворожили.

— Кто знает? — Орлов помедлил с ответом. — Может статься, что и приворожили.

— Да ну, пустое, — отмахнулся император. — Не возводите напраслину, Владимир Николаевич, грех это. И все же, — он замедлил шаг, — в последние дни Распутин меня очень утомил. После недавнего путешествия ко гробу Господню его словно подменили. Может, он сам заболел. Доктор Кноринг говорит, есть такое заболевание «иерусалимский синдром». Люди, побывав в Вечном городе, начинают мнить себя мессиями, спасителями мира. Вряд ли, конечно, с Григорием Ефимовичем такое могло случиться, но ведь ты сам тому свидетель, с ним происходит что-то неладное, я бы сказал, несуразное.

— Быть может, вам стоит пригласить к себе госпожу Эстер. Она тоже слывет отменной врачевательницей.

— Эстер? — Император удивленно поглядел на князя. — Ту самую, которую Распутин хотел упечь в Кресты? Кажется, Лунев говорил, что с ней связана какая-то шпионская история. Она ведь сестра австрийского генерала? Помилосердствуйте, Владимир Николаевич, я не могу приблизить к себе австриячку. Тем более с такой сомнительной репутацией. Мне странно слышать от вас такое предложение.

— Ваше величество, доктор Кноринг, позвольте заметить, уроженец Гамбурга. Его родной брат — Арнольф Кноринг фон Бейцелау — полковник германской армии, командир 36-го фузелерного полка. Список можно продолжать. Да и вы, мой государь, да простится мне такая вольность, — родственник кайзера Вильгельма.

— Гм! Умеете вы развеселить, — чуть заметно усмехнулся Николай II.

— Стараюсь, ваше величество, — не замедлил с ответом начальник Военно-походной канцелярии. — Коли б кому другому, я посоветовал бы завести молоденькую любовницу…

— Владимир Николаевич… — нахмурился император.

— Мой государь, я, по вашей милости, генерал, а не игумен. А потому говорю с военной прямотой. Кроме того, посудите сами. Вот, скажем, Франция. Там со времен Людовика Святого единственным королем, не имевшим фавориток, был Людовик XVI. И чем это для него закончилось?

— На что это ты намекаешь?

— Да так. К слову пришлось. Вдруг почему-то вспомнилось, как сами французы говорят о своих последних монархах.

— И как же?

— Когда скончался Людовик XIV — «Над Францией зашло солнце». Когда умирал Людовик XV, в миг смерти короля погасили свечу на окне его спальни. Когда же рубили голову Людовику XVI, пылала вся Франция.

— Вы нынче прямо какой-то якобинец, Владимир Николаевич, — раздраженно отозвался царь. — С чего это вдруг, извольте сказать, вы о казни вспомнили?

— Ваше величество, я служу вам верой и правдой много лет. — Князь Орлов вдруг остановился и развел плечи, точно собираясь встретить грудью вражьи штыки. — И, смею надеяться, никогда не давал вам повода усомниться в моей преданности. Хочу также верить, что вы не считаете меня человеком наивным.

— К чему это предисловие? — Государь смерил собеседника удивленным взглядом.

— России нынче угрожает опасность, какой прежде она не знала…

— Ах, вот вы о чем? Что же, об этом вешает та самая Кассандра, о которой вы нынче упоминали?

— Зря вы пренебрегаете ею, ваше величество. Она не бросает слов на ветер. Готов подтвердить это. А я, кажется, способен отличить истину от обмана.

— Лишь Богу ведома истина, — прервал его Николай II.

— Но, как вам самому доподлинно известно, есть люди, могущие прозревать тайны божьего пути. Не станете же вы отрицать, что тот же Старец давал весьма точные предсказания грядущего?

— Да, это правда. Так оно и было.

— У госпожи Лаис тоже есть этот вышний дар. За десять лет, что я ее знаю, она не ошиблась ни разу.

— Вот как? И что же она говорит?

— Она говорит, что ныне, именно сейчас, и ни месяцем позже, Россия стоит, будто витязь, на распутье. Нынче еще можно свернуть на верную дорогу. Все же иные влекут Отечество к гибели.

— «Однажды мне сказали, что эта дорога ведет к океану смерти. С тех пор мне встречаются только кривые, глухие тропы». Владимир Николаевич, мы все движемся к гибели. Я, конечно, не прорицатель, как Распутин или ваша госпожа Эстер, но все эти откровения лежат на поверхности. Готов поспорить, вы желаете говорить со мной об ответственном министерстве и о прочих либеральных благоглупостях, которыми пестрят нынче страницы продажных газет, вроде этой «Русской вести». Скажите честно, господин Родзянко надоумил вас снова затронуть эту тему? Он ведь, если память мне не изменяет, тоже конногвардеец?

— Память вам не изменяет, ваше величество. Однако я желал поговорить о «либеральных благоглупостях», как вы изволите сие именовать, по собственному почину. Ибо у меня есть занятная идея, которая может быть вам интересна. Что же касается господина Родзянко, нынче с утра он звонил и просил вашей аудиенции.