Фехтмейстер - Страница 96

— Да-да, понятно, — заторопил Родзянко.

— Дальше вы сообщаете о деньгах, которые хранятся в сейфе, и о том, что получены они от князя Львова.

— Но… Но… Я уверен, его сиятельство и мысли не имел! Ведь это бесчестно! — Михаил Владимирович повысил голос.

— Тише, тише. Не привлекайте внимание. Этим вы не поможете себе и погубите меня. Князь Львов — глава Земсоюза. Каждый месяц он получает десятки, если не сотни тысяч пожертвований. Конечно же, он не мог уследить за всеми ассигнациями. Тем более что фальшивки сделаны поистине безукоризненно. Его помурыжат некоторое время и освободят. Если вы полагаете, что председателю Государственной думы следует очутиться в кутузке вместе с ним — пожалуйста, не смею вам мешать. Но это крест на Государственной думе, как таковой, а заодно и на вас вместе с князем Львовым. Мне представляется куда более разумным, если вы останетесь на своем посту и поможете князю выбраться на волю. Согласитесь, вам есть что спасать!

Родзянко тоскливо поглядел на ротмистра. В его словах определенно был резон. Словно нечаянно он взял из рук собеседника свернутые купюры и пробормотал едва слышно:

— Я подумаю.

— Думайте быстрее, ваше превосходительство, а сейчас, простите, очень спешу.

Михаил Чарновский резко склонил голову и, повернувшись, направился к выходу.

— Ну ты могешь! — звучало в его голове. — Такой ершистый сазан, а наживку схряцал по самое удилище.

— Теперь союзу между Родзянко и Львовым не бывать, — не без гордости объявил Фехтмейстер.

— Ты домой собираешься? — заботливо поинтересовался его собеседник. — Поздно уже. Девочка, вон, убивается!

— Знаю, — резко оборвал его Чарновский. — Но дел еще невпроворот.

— Все понятно, бомонд, прелести ночной столицы, конфетки-бараночки. Я тока хотел сказать, тут к тебе в гости прибыл какой-то молодой уланский корнет. Говорит, что ты ему обещал интересную работу на выезде. Судя по солдатским Георгиям, корнет из новоявленных. Такой улыбчивый, голубоглазый, лицо наивное-наивное. Типичный убийца. Так и ждешь, шо тебя шашкой рубанет.

— А! Это из моих учеников. Бэй-Булак-Балахович. Слушай, займи его пока, познакомь с Котовским. Накорми, напои, а лучше в конюшню своди — он там и поселится. В общем, пусть не чувствует себя заброшенным. Мне тут еще надо мотнуться к полковнику Мамонтову. Он уже приехал с фронта, остановился в «Астории».

— Так уже как бы за полночь, — забеспокоился сотник. — Может, дашь человеку передохнуть с дороги?

— Не дам. Мне завтра еще надо оформить командировку в Ставку и собрать у себя Братьев Чаши до отбытия государя. К тому же народ по списку почти собран. Необходимо всем сформулировать задачи.

Так что Мамонтову в ближайшие пару часов спать точно не придется.

...

(Из донесения…01.1915 г.)

Операция развивается успешно. Триумвират разрушен. Начальником штаба Ставки Главковерха назначен брат Протекторий. Приступаем к активным действиям по дезинформации австрийского Генерального штаба. Прошу направить мне дополнительную информацию по старшему брату.

ГЛАВА 23

Отчаянные дерзания требуют крайних мер.

Адмирал Нельсон

Выстроенный на перроне оркестр полка стрелков императорской фамилии грянул «Боже, царя храни», и паровоз серии «О», именуемый в народе овечкой, вторя им гудком, потянул литерный состав, увозящий из Царского Села государыню Александру Федоровну с богомольной свитой. Царица стояла в тамбуре у открытой двери, что-то крича на прощание мужу и детям, но паровозный гудок заглушал ее слова, оставляя в памяти провожающих лишь осунувшееся лицо императрицы с глубоко запавшими глазами и нервные взмахи ее руки. Точно Аликс и не прощалась вовсе, а раненой птицей пыталась взмыть к небу.

Наконец поезд исчез из виду, и оркестр умолк. Николай II кивнул тамбурмажору, позволяя музыкантам возвращаться в казармы, и медленным шагом пошел к зданию вокзала.

— Ваше величество, — следовавший за царем генерал Орлов тихо напомнил о себе мрачному ликом самодержцу, — мотор ждет.

Император устало поглядел на приближенного.

— Я хотел бы пройтись. Пусть дети едут. Составьте мне компанию, Владимир Николаевич.

— Почту за честь. — Князь Орлов склонил голову, затем повернулся, приказывая одному из флигель-адъютантов отвезти детей во дворец, а джигитам императорского конвоя спешиться и образовать каре вокруг августейшей особы. Николай II проводил взглядом отъезжающие авто и, спустившись с перрона, пошел через привокзальную площадь, устланную грязным утоптанным снегом.

Извозчики, ожидавшие на козлах своих пролеток скорого прибытия столичного поезда, стоя приветствовали Николая II радостными криками. Император скупо отвечал им, словно машинально поднося руку к форменной папахе.

— Народ вас любит, — как бы между прочим заметил государю его спутник.

— По улицам слона водили…

— Ну зачем вы так, мой государь? — несколько смутился царский собеседник.

— Неспокойно у меня на душе, Владимир Николаевич, очень неспокойно. Точно в воздухе растворена какая-то неясная угроза. И не выразить, что гнетет, а сердце вот давит.

— Это из-за расставания, — предположил Орлов.

— Может быть. — Император пожал плечами. — Но, вероятно, то, что случилось, все же к лучшему. Нервические припадки Александры Федоровны требуют серьезного лечения. Лучше всего ей было бы отправиться в Крым. Но сейчас там, увы, небезопасно. Да и не сезон. Я нынче разговаривал с доктором Кнорингом. Он полагает, что тишина, уединение и благость Соловецкого монастыря наверняка пойдут ей на пользу. А вот заметьте, — без перехода грустно проговорил Николай II, — святоша-то наш так и не появился. А ведь кому, скажите, как не ему, следовало бы государыню проводить и напутствовать?