Фехтмейстер - Страница 131

131

Не доходя нескольких шагов, Азуми церемонно поклонился, выражая свое несомненное уважение к опасному непримиримому врагу.

«Хороший враг лучше плохого друга, — как говорил великий Токугава Иэясу в день битвы при Сэкигахара. — Хороший враг учит жить, плохой друг помогает умереть».

Приближающиеся офицеры молча козырнули.

— Что у тебя там? — поднося пальцы к виску, спросил ротмистр Чарновский.

— Луна наяривает, но все без толку! Пока все тихо. С нашей колокольни подкреплений не видно. Если бы кто-нибудь поблизости заныкался, в тепловизоре его бы враз расшифровали. Может, эти знойные японцы промерзли так, шо слились с фоном? Но, как говорится, «не видать ничьих следов вкруг того пустого места». Это я, понятное дело, не о тебе. А, нет, стой! Вон на окраине парка появились какие-то объекты. Точно! Есть засечка! Три человека. Один, судя по манере двигаться, не один, а одна.

— Господи, когда-нибудь ты научишься говорить нормальным языком?

— Не-а, я умею только тем, который у меня во рту приделан. А он уже какой ни есть — Всевышнего работа, так шо язык у меня божественный! Ладно, ты пока с этим желтым драконом перетри насчет тяжелого материального положения детей Анголы и Анбосы, а я пошел на перехват. Как сказал поэт: «И поскакали кашевары в Булонский лес рубить дрова».

— Ладно, не зарывайся, будь осторожен! Наверняка это опытные бойцы.

— Отроюсь, не боись. Они еще не видели школу «Пьяный миргородский кулак» и его обрез!

— Мацумото Азуми, — представился майор, глядя холодными внимательными глазами на противников. — Я вижу, вы действительно смелы, и это делает вам честь.

— Где Лаис? — не вдаваясь в долгие церемонии, коротко спросил ротмистр.

— Недалеко, — столь же коротко ответил Азуми, глядя на двухметрового гиганта. Взгляд того был, несомненно, дерзок. В прежние времена любой уважающий себя и традиции самурай просто обязан был немедленно выхватить меч и снести голову обидчику. Но теперь на календаре империи восходящего солнца значилась иная эпоха.

— Давайте по порядку. — Самурай остановился, не доходя трех шагов до собеседников. — Я пришел сюда убить вас. — Он посмотрел на Чарновского. — А вероятно, также и вас, господин полковник. Убить за тот вред, который вы нанесли нашей организации. Покарать за те потери, которые произошли по вашей вине.

Однако же у вас обоих есть шанс. Для вас, господин ротмистр, это возможность сразить меня в честном бою. Для вас же, ваше высокоблагородие — возможность быть к нам до конца лояльным и дать то, что мы хотим получить. И в том и в другом случае, надеюсь, мне удастся одержать победу. Но можете не сомневаться, ваша победа или же ваше поражение в одинаковой степени принесут свободу нашей пленнице. Это я вам обещаю.

Честно говоря, мы, японцы, не понимаем, отчего вы, европейцы, так дорожите своими… — Азуми старательно углубился в недра памяти, силясь подыскать подходящее слово. Просто «женщины» здесь не годилось, среди них имелись вполне почтенные матери и жены. Пленница же, по сей день незамужняя, и в то же время не гейша, по-японски значилась «урэнокори», то есть «залежалый товар». Но говорить такое воину, с которым предполагаешь скрестить клинки, непристойно, и, стало быть, не подобает самураю.

— Давайте быстрее! — без оглядок на этикет досадливо произнес Лунев. — Михаил Георгиевич, надеюсь, вас не затруднит сразиться с этим господином?

— С превеликим удовольствием! — кивнул конногвардеец.

— Что ж, тогда извольте. — Азуми поднял руки и хлопнул, подавая сигнал приблизиться остановившимся вдали помощникам. — Но помните, если вы попытаетесь отбить женщину, она умрет. И сколько бы вам ни осталось жить, ее смерть будет лежать на вас.

Чарновский промолчал. Он глядел, как приближается один из воинов «Черного океана» с большим длинным свертком в руках.

— Это катаны, — перехватив взгляд ротмистра, пояснил Азуми. — Надеюсь, вам знакомо это оружие?

— Конечно! — с усмешкой проговорил конногвардеец. — Кто ж не читал «Пять колец» старика Миямото Мусаси?

— Вот и прекрасно. Я рад, что вы читали его трактат, — кивнул самурай. — Значит, теперь у меня не будет ощущения, что я вызываю вас на бой неведомым вам дотоле оружием.

— Сердечно за вас рад! — хмыкнул Чарновский.

— Надеюсь, вас также не смутит, — продолжал майор, — если присутствующая здесь дама полюбуется нашим поединком?

— Старый мошенник Мусаси, выходивший с легким деревянным бокеном против тяжелой катаны при том же уровне мастерства, помнится, не применял таких изысканных приемов. Тут вы пошли дальше учителя.

— Вы хотите меня оскорбить?

— Я хочу вас уничтожить.

— Оружие! — резко скомандовал Азуми, протягивая руку к приоткрытому чехлу, из которого выглядывали обтянутые акульей кожей рукояти катан.

— И кто ж это удумал к абордажным саблям такие длинные ручки приделывать?! — Чарновский выдернул из ножен катану и крикнул, становясь в позицию. — Хаджиме!

— Мишель, у нас гости! — Это сообщение лишь на мгновение опередило появление вовсе нежданных посетителей. Разгоняя темень светом фар, по аллее несся автомобиль с императорским орлом на дверце. Он затормозил, едва не сбив стоявших посреди дороги поединщиков. Те чудом успели отпрыгнуть в стороны. Лишь только мотор остановился, дверцы его распахнулись и на снег споро выпрыгнули трое офицеров с револьверами на изготовку.

— А ну, бросайте сабли! — Из машины, расправляя затекшие плечи, быстро выбрался еще один человек, с длинной черной нечесаной бородой, в распахнутом тулупе, вопиюще непохожий на особу, которой подобало бы разъезжать в автомобиле из императорского гаража.

131